Красота беспредметности, понимать которую нужно примерно так же, как и получать удовольствие от пустоты, вроде бы, наполненных содержанием икон, приманивает опасностью края, за которым находится уже полное расчеловечивание.
Неслучайно в последнем (и самом большом) зале выставки, куда сходятся самые разные закутки с самыми разными проявлениями учеников Малевича, находятся его крестьянские головы без лиц – беспредметные явления социальной беспредметности, как попытки выведения нового, беспредметного (анонимного?) человека.
И тут уже недалеко до каких-то откровенно гулаговских ассоциаций, тем более, что за временными стенами, выстроенными в тылах гаража на Образцова, находится экспозиция Еврейского музея, большая часть которого посвящена чудовищной судьбе еврейского народа на территории сначала царской России, а затем и ещё более безжалостного совка.
И это – совсем уже отдельная тема, а пока суть да дело, выставка открывается роскошным «витебским закутком», где помимо пяти ранних картин и рисунков Шагала (а мы помним, что чем более ранние работы Марка Захаровича, тем они более ценятся), висит два автопортрета Иегуди (Юрия) Пана – знаменитого шагаловского учителя, с упоминания которого начинается любой рассказ об одном из главных оптимистических гениев искусства ХХ века.
И мы можем видеть, насколько творчество Пана традиционно и даже залаченно буржуазно и как этой изящной, но гладкописи противостоит фактурное и занозистое искусство ученика.
Здесь есть еще фальковский, тоже ранний, весьма кубистический пейзаж Витебска, предлагающего как бы еще одну парадигматическую альтернативу реализму, авангарду и одному из подвидов его – беспредметности…